О Table-talk 1882 года

[erast-fandorin]

Вещь странная, по крайней мере для меня. Это рассказ. Б. Акунин опубликовал сначала первую его часть, и отлько спустя некоторое время появилась втрорая часть.

Выкладываю первую :

После кофе и ликеров заговорили о таинственном.

Хозяйка салона Лидия Николаевна Одинцова, нарочно не глядя в сторону нового гостя, самого модного мужчины сезона, сказала: "Вся Москва говорит, будто бедного Соболева отравил Бисмарк. Неужели общество так никогда и не узнает подоплеки этой ужасной трагедии?"

Гостя, которым Лидия Николаевна сегодня потчевала завсегдатаев, звали Эрастом Петровичем Фандориным. Он был умопомрачительно хорош собой, окутан ореолом загадочности и к тому же холост. Чтобы заполучить Эраста Петровича в салон, хозяйке пришлось осуществить сложнейшую, многоступенчатую интригу, на которые Лидия Николаевна была непревзойденной мастерицей.

Реплика адресовалась Архипу Гиацинтовичу Мустафину, давнему другу дома. Мустафин, человек тонкого ума, понял замысел Лидии Николаевны с полуслова и молвил, искоса взглянув на молодого коллежского асессора из-под красноватых голых век: "А мне говорили, что нашего Белого Генерала будто бы погубила роковая страсть".

Сидевшие за столом затаили дыхание, потому что по слухам Эраст Петрович, с недавних пор состоявший чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе, имел самое непосредственное отношение к расследованию обстоятельств смерти великого полководца. Однако гостей ждало разочарование: красивый брюнет вежливо выслушал Архипа Гиацинтовича и сделал вид, что сказанное не имеет к нему ни малейшего отношения.

Возникла ситуация, которой опытная хозяйка допустить не может - неловкая пауза. Однако Лидия Николаевна сразу же нашлась. Мило захлопав ресницами, она пришла Мустафину на помощь: "Как это похоже на мистическое исчезновение бедной Полиньки Каракиной! Вы помните эту ужасную историю, друг мой?" "Как не помнить...", - протянул Архип Гиацинтович, легким движением бровей поблагодарив за поддержку.

Некоторые закивали, как бы тоже припоминая, но большинство гостей про Полиньку Каракину явно ничего не знали, а Мустафин имел репутацию искуснейшего рассказчика, так что из его уст не грех было послушать даже и знакомую историю. Тут кстати и Молли Сапегина, очаровательная молодая женщина, чей муж - такое несчастье - год назад погиб в Туркестане, спросила с любопытством: "Мистическое исчезновение? Как интересно!"

Лидия Николаевна сделала вид, будто устраивается на стуле поудобнее, тем самым давая Мустафину понять, что передает кормило тейбл-тока в его умелые руки.

"Многие из нас, конечно, еще помнят старого князя Льва Львовича Каракина, - так начал Архип Гиацинтович свой рассказ. - Это был человек старого времени, герой венгерской кампании. Либеральных веяний предыдущего царствования не принял, подал в отставку и жил в своей подмосковной индийским набобом. Богат был неслыханно, теперь у аристократии таких состояний уж и не бывает.

Имел князь двух дочерей, Полиньку и Анюту. Обратите внимание: никаких Poline или Annie - генерал придерживался самых строгих патриотических взглядов. Девушки были двойняшками. Лицо, фигура, голос совершенно одинаковые. Но не спутаешь, потому что у Анюты на правой щеке, вот здесь, была родинка. Супруга Льва Львовича умерла родами, и князь больше не женился. Говорил, хлопотно, да и нужды нет - разве мало дворовых девок. В девках у него и в самом деле недостатка не было, даже и после эмансипации. Я же говорю - Лев Львович жил истинным набобом".

"Как вам не стыдно, Арчи. Неужто нельзя без непристойностей? - с укоризненной улыбкой произнесла Лидия Николаевна, хотя отлично знала, что для хорошего рассказа совсем невредно, как говорят англичане, "подбавить немного перцу".

Мустафин покаянно прижал руку к груди и продолжил свое повествование: "Полинька и Анюта были отнюдь не дурнушки, но и не сказать чтобы особенные раскрасавицы. Однако, как известно, миллионное приданое - самое лучшее из косметических средств, поэтому в тот единственный сезон, когда княжны выезжали в свет, они произвели среди московских женихов подобие эпидемической лихорадки. Потом старый князь за что-то осерчал на нашего почтенного генерал-губернатора, уехал в свою Сосновку и более оттуда уже не выезжал.

Лев Львович был мужчина тучный, одышливый, на лицо багровый - что называется, апоплексического склада, и можно было надеяться, что заточение княжон продлится недолго. Однако шли годы, князь Каракин все больше толстел и всё громче пыхтел, а никакого намерения умирать не выказывал. Женихи подождали-подождали, да и забыли про бедных затворниц.

Сосновка же, хоть и звалась подмосковной, располагалась в глухих лесах Зарайского уезда, откуда не то что до железной дороги, но и до ближайшего тракта было не менее двадцати верст. Одно слово - глушь. Впрочем, место было райское и отлично благоустроенное. У меня там неподалеку деревенька, так я к князю частенько наведывался по-соседски. Больно уж хороша была в Сосновке тетеревиная охота. А в ту весну дичь прямо сама на мушку лезла - такого тока я отродясь не видывал. Ну и загостился, так что вся история разворачивалась прямо на моих глазах.

Старый князь давно затеял строить в парке бельведер в венском стиле. Поначалу пригласил из Москвы знаменитого архитектора, который сделал проект и даже к строительству приступил, да не довел до конца - не стерпел князева самодурства, съехал. Для завершения работ выписали архитектора поплоше, некоего французика по фамилии Ренар. Был он молод и неплох собой. Правда, заметно прихрамывал, но после лорда Байрона у наших барышень это за изъян не считается.

Дальше что ж - можете вообразить сами. Девицы безотлучно сидят в деревне десятый год. Обеим по двадцать восемь, общества решительно никакого, разве что старый дундук вроде меня заедет поохотиться. А тут красивый молодой человек, бойкого ума, парижский уроженец.

Надобно вам сказать, что при всем внешнем сходстве княжны обладали совершенно различным темпераментом и складом души. Анюта была вроде пушкинской Татьяны: вяла, меланхолична, немного резонерша и, прямо сказать, скучновата. Зато Полинька - резвунья, проказница, "как жизнь поэта простодушна, как поцелуй любви мила". Да и стародевическое в ней проступало меньше, чем в сестре.

Ренар немного обжился, присмотрелся, и, разумеется, нацелился на Полиньку. Я наблюдал все это со стороны и изрядно веселился, разумеется, не подозревая, каким невероятным образом закончится эта пастораль. Влюбленная Полинька, ошалевший от запаха миллионов французик, сгорающая от зависти Анюта, которой поневоле пришлось взять на себя роль блюстительницы целомудрия. Признаюсь откровенно, меня эта комедия занимала не меньше, чем тетеревиный ток. Благородный отец же пребывал в неведении, потому что был спесив и не мог вообразить, что княжна Каракина может увлечься каким-то архитекторишкой.

Натурально, закончилось скандалом. Однажды вечером Анюта ненароком (а может быть, и нароком) заглянула в садовый домик, обнаружила там сестру и Ренара in flagranti delicto и немедленно наябедничала папеньке. Грозный Лев Львович, чудом избежав апоплексии, хотел сей же час выгнать преступника вон. Французик едва умолил оставить его в усадьбе до утра - леса вокруг Сосновки такие, что одинокого человека по ночному времени вполне могут и волки съесть. Если б не вмешался я, выставили бы блудодея за ворота в одном сюртучишке.

Рыдающую Полиньку отправили в спальню, под присмотр благоразумной сестры, архитектор отправился к себе во флигель укладывать чемоданы, прислуга попряталсь, и весь напор князева гнева пришлось выдерживать вашему покорному слуге. Лев Львович бушевал чуть не до рассвета и совсем меня замучил, так что спал я в ту ночь немного. А утром видел из окна, как французика увозили на станцию в простой телеге. Он, бедняжка, всё на окна оглядывался. Да, как я понял, никто не помахал ему на прощанье - больно уж унылый был у француза вид.

Дальше начались чудеса. К завтраку княжны не вышли. Дверь спальни заперта, на стук никакого отклика. Князь снова закипятился, стал подавать признаки неотвратимой апоплексии, велел ломать дверь к чертовой бабушке. Взломали. Входят. Господи Иисусе! Анюта лежит в постели, вроде как в глубоком сне, Полиньки же нет вовсе, исчезла. В доме нет, в парке нет - как сквозь землю провалилась.

Сколько ни будили Анюту - всё впустую. Домашний доктор, постоянно живший в усадьбе, незадолго перед тем умер, а нового еще на наняли. Пришлось посылать в волостную больницу. Приехал земской врач, из длинноволосых. Пощупал, помял, говорит: это у нее сильнейшее нервное расстройство, полежит - очнется.

Вернулся возчик, что француза отвозил. Человек верный, всю жизнь при усадьбе. Божится, что довез Ренара до самой станции и на поезд усадил. Барышни с ним не было. Да и как бы ей за ворота прокрасться? Парк в Сосновке был окружен высокой каменной стеной, у ворот караульные.

Анюта назавтра очнулась, да что толку? Потеряла дар речи. Только плачет, дрожит вся, зубами лязгает. Через неделю понемногу заговорила, но про ту ночь ничего не помнит. Если приступали с расспросами - у ней сразу судороги. Доктор строго-настрого воспретил. Говорит, для жизни опасно.

Так и пропала Полинька. Князь совсем с ума сошел. Писал и губернатору, и самому государю, поднял на ноги полицию. За Ренаром в Москве слежку установили, только всё впустую. Помаялся французик, поискал заказчиков - не тут-то было. Никто не хочет с Каракиным ссориться. Так и уехал бедолага в свой Париж. А Лев Львович всё ярится. Вбил себе в голову, что убил злодей его ненаглядную Полиньку и в землю закопал. Перерыли весь парк, пруд вычерпали, бесценных карпов погубили. Ничего. А месяц спустя, наконец, явилась и апоплексия. Сидел князь за обедом, вдруг как захрипит - и лбом в суповую тарелку. Оно и немудрено, от таких-то переживаний.

Анюта после той роковой ночи не то чтобы умом тронулась, но сильно переменилась в характере. И раньше-то веселостью не отличалась, а тут и вовсе рта не раскроет. Только вздрагивает от малейшего шума. Я, грешным делом, небольшой любитель трагедий. Сбежал из Сосновки, еще когда князь жив был. После приезжаю на похороны - батюшки-светы, усадьбу не узнать. Жутко там сделалось, будто черный ворон крылом накрыл. Посмотрел, помню, и думаю: быть сему месту пусту. Так и вышло.

Не захотела Анюта, единственная наследница, там жить, уехала. Да не куда-нибудь в столицу или в Европу, а на самый край света. Управляющий высылает ей деньги в Бразилию, в город Рио-де-Жанейро. Я по глобусу полюбопытствовал - Рио этот аккурат напротив от Сосновки, дальше уж не заберешься. Вот как княжне отчизна опротивела. Подумать только - Бразилия! Поди, ни одного русского лица," - со вздохом закончил Архип Гиацинтович свой необычный рассказ.

"Отчего же. У меня в Бразилии есть знакомый, мой бывший с-сослуживец по японскому посольству - Карл Иванович Вебер, - задумчиво пробормотал Эраст Петрович Фандорин, выслушавший занятную историю с интересом. Манера говорить у чиновника особых поручений был мягкая, приятная, и легкое заикание ее ничуть не портило. - Вебер теперь посланником при б-бразильском императоре доне Педро. Не такой уж это край света."

"В самом деле? - живо обернулся к говорившему Архип Гиацинтович. - Так может быть, разгадка еще возможна? Ах, любезнейший Эраст Петрович, говорят, что вы - блестящий аналитический ум, что любые тайны вы расщелкиваете, как грецкие орехи. Вот вам задача, не имеющая логического решения. С одной стороны, Полинька Каракина из усадьбы исчезла - это факт; с другой стороны, покинуть усадьбу она никак не могла - и это тоже факт." "Да-да, - подхватили несколько дам сразу. - Господин Фандорин, Эраст Петрович, ужасно хочется узнать, что же там на самом деле произошло." "Готова биться об заклад, что Эраст Петрович легко разгадает этот парадокс," - уверенно заявила Одинцова. "Заклад? - быстро переспросил Мустафин. - Что поставите?"

Следует пояснить, что оба - и Лидия Николаевна, и Архип Гиацинтович - были заядлыми спорщиками и в своей страсти к заключению пари иной раз доходили до безрассудства. Наиболее проницательные из гостей переглянулись, заподозрив, что вся интермедия с якобы случайно вспомнившейся загадочной историей была разыграна по предварительной договоренности и молодой чиновник стал жертвой ловко составленного заговора.

"Мне очень нравится ваш маленький Буше," - с легким поклоном сказал Архип Гиацинтович. "А мне ваш большой Караваджо", - в тон ему ответила хозяйка. Мустафин только покачал головой, как бы восхищаясь непомерным аппетитом Одинцовой, но спорить не стал - очевидно, не сомневался в своей победе. А может быть, ставки уже были согласованы меж ними заранее.

Эраст Петрович, несколько опешив от этакой стремительности, развел руками: "Но я не был на месте п-происшествия, не видел участников. Насколько я понимаю, полиция, даже располагая всем необходимым, ничего не смогла сделать. Где уж мне теперь? Ведь, и времени, вероятно, прошло немало." "В октябре шесть лет," - был ответ. "Ну вот в-видите..." "Эраст Петрович, милый, славный, - взмолилась хозяйка, накрыв руку коллежского асессора своей. - Не погубите. Ведь я с этим вымогателем уже сговорилась! Он просто заберет моего Буше, и дело с концом! В этом господине нет ни капли рыцарственности". "Мой предок был мурза, - весело подтвердил Архип Гиацинтович. - А у нас в Орде с женщинами разговор короткий".

Зато для Фандорина рыцарство, кажется, было не пустым звуком. Молодой человек потер пальцем переносицу и пробормотал: "Разве что вот... А скажите, г-господин Мустафин, не приметили ли вы, каков был багаж у француза? Вы ведь видели, как он уезжал. Уж верно, там не обошлось без какого-нибудь большого сундука?"

Архип Гиацинтович сделал вид, что аплодирует. "Браво. Спрятал девицу в сундук да вывез? А добродетельную сестру Полинька опоила какой-нибудь дрянью, отчего Анюта и впала в нервное расстройство? Остроумно. Только - увы. Никакого сундука не было. Французик был гол как сокол. Мне вспоминаются какие-то чемоданчики, узелочки, пара шляпных коробок. Нет, сударь, ваша версия не годится."

Подумав немного, Фандорин спросил: "Вы совершенно уверены, что княжна не могла сговориться с караульными или просто подкупить их?" "Абсолютно. Это первое, что проверила полиция".

Странно, но при этих словах коллежский асессор вдруг сделался мрачен и со вздохом проговорил: "Тогда ваша история куда сквернее, чем я думал." И, после непродолжительной паузы, спросил: "Скажите, не было ли в княжеском доме водопровода?"

"Водопровод? В деревне?" - удивилась Молли Сапегина и неуверенно хихикнула, решив, что красивый чиновник пошутил. Однако Архип Гиацинтович вставил в глаз золотой монокль и посмотрел на Фандорина очень внимательно, будто только теперь его по-настоящему заметил. "Как вы догадались? Представьте, водопровод в усадьбе был. За год до описываемых событий князь распорядился поставить водокачку и котельную. И у самого Льва Львовича, и у княжон, и в гостевых покоях, имелись самые настоящие ванные. Но какое это имеет отношение к делу?"

"Думаю, что ваш п-парадокс разгадан. - Фандорин покачал головой. - Только разгадка больно уж неприятная."



(продолжение следует)





что будет дальше?